Дон Жуан

Прообразом фабулы «драматической поэмы» «Дон Жуан» послужила для А.К.Толстого первая версия этого сюжета, принадлежащая знаменитому испанцу Тирсо де Молина. Вольно или невольно, единственного своего «испанского героя» Толстой наделил чертами героев русской литературы, «лишних людей»: Онегина, Печорина, пушкинского Фауста… Отголоски, почти цитаты из пушкинских, лермонтовских признаний-прозрений… А разговор Дон Жуана о Боге с мавром Боабдилом — это, в сущности, разговор Ивана Карамазова со Смердяковым: еще один «русский мотив» в «испанской пьесе» графа Толстого. Стихи пьесы, будучи пленительной поэзией, звучат как разговорная речь (напоминая, и не только этим, «Горе от ума»), а смысл, вложенный в них автором, оказывается во все времена столь современным потому, что времена, хоть и меняются, конечно, но в чем-то остаются неизменными.